История борьбы государства с «Новой газетой», рассказанная нашим юристом Екатериной Седовой
24 февраля, больше семи месяцев назад, Владимир Путин объявил о начале спецоперации в Украине. В тот же день в России была введена военная цензура: Роскомнадзор потребовал, чтобы СМИ при освещении СВО использовали информацию только из официальных российских источников.
Тогда еще не было понятно, до какой степени нас будут затыкать. Я думала: «Требуют официальные источники цитировать — будем цитировать». Всегда можно и нужно пытаться что-то сказать — даже в условиях цензуры. Пока мы можем работать, мы должны работать.
С 26 февраля мы стали получать от Роскомнадзора требования об удалении наших материалов. По мнению РКН, в нескольких статьях содержались сведения, не соответствующие действительности. Спецоперацию мы называли не так, как они хотели, — в действительность, конструируемую Роскомнадзором, это не вписывалось.
Мы удаляли статьи — и писали в РКН и в Генпрокуратуру запросы. Я их спрашивала: какие конкретно сведения им не нравятся. В РКН сказали, что они сами не знают — у них нет определенных требований. А на основании чего вы тогда требуете удалить статьи? Генпрокуратура нам так и не ответила — она в принципе не считает нужным отвечать на запросы.
В начале марта, когда власти уничтожили «Эхо» и «Дождь» (объявлены «иноагентами»), стало понятно, что мы — следующие.
Тогда глава нашей юридической службы Ярослав Кожеуров сделал уникальную вещь. Он добился, чтобы ЕСПЧ вынес решение согласно Правилу 39 регламента суда — суд применяет это правило, если существует прямая угроза жизни человека и нужно срочно вмешаться, чтобы не допустить трагедии. Так вот, 10 марта ЕСПЧ указал российским властям на недопустимость вмешательства в работу «Новой» из-за освещения событий в Украине.
А 22 марта мы получили от Роскомнадзора первое предупреждение — за упоминание «иноагента» без маркировки.
За все годы работы у нас было всего два предупреждения от Роскомнадзора. Одно — за мат. Второе — за запрещенный БОРН, Боевую организацию русских националистов. Ее создатель Никита Тихонов вместе с Евгенией Хасис убили нашу журналистку Анастасию Бабурову и адвоката Станислава Маркелова. Рассказывая про БОРН, мы публиковали фотографии с каких-то их съездов, выдержки из их уставов. И Роскомнадзор обвинил нас в распространении теории нацизма. Совершенно идиотское было предупреждение, которое мы не смогли оспорить в судах.
До предупреждения 22 марта за отсутствие маркировки «иноагента» Роскомнадзор нас только штрафовал. Как и другие СМИ. А тут РКН решил, что штрафа нам будет мало, и вынес предупреждение. Мы тогда сразу поняли, что будет и второе предупреждение — два предупреждения за год позволят Роскомнадзору отозвать у нас свидетельство о регистрации.
28 марта мы его получили, это второе предупреждение. Опять за отсутствие маркировки «иноагента». И если с первым предупреждением все было формально в рамках закона — мы прозевали и не указали, что организация, которая у нас упоминалась в тексте, является «иноагентом», то со вторым предупреждением вышла история. Нам его вынесли за то, что мы не указали в материале, что ВИЧ-сервисная организация «Гуманитарное действие» — иноагент. Вот только на момент выхода статьи суд отменил решение Минюста о признании «Гуманитарного действия» иноагентом. Почему Минюст не исключил их из реестра иноагентов — вопрос к Минюсту. Роскомнадзор, очевидно, тоже не следит за тем, кто там обжалует свое иноагентство, а кто нет. Он просто открывает реестр Минюста, смотрит — есть иноагентство или нет. Есть? Всё, отлично.
28 марта, после второго предупреждения, мы приостановили деятельность газеты и сайта — юридически это два разных СМИ.
До мая все было тихо, а потом Роскомнадзор прислал нам иски об аннулировании регистрации «Новой газеты» (по закону РКН обязан показать иск СМИ, прежде чем нести его в суд) — речь в них шла как о бумажной версии, так и о сайте. Прислать они иски прислали, но в суд их не подавали. Просто показали нам, что держат руку на горле: «Ну вот, пожалуйста, вам иски отправили, а подать их в суд — дело 15 минут».
С иском о ликвидации СМИ novayagazeta.ru все было понятно — РКН требовал лишить нас регистрации в связи с двумя предупреждениями.
Но в газете статьи, по которым они выносили предупреждения, не выходили. И РКН нужно было придумать, как прикрыть газету. Видимо, они долго думали, аж до мая, но придумали в итоге какую-то ерунду. Они написали в иске, что при перерегистрации издания в 2006 году мы не направили РКН свой устав или договор, заменяющий устав. И поэтому все последующие годы мы действовали незаконно, и наше свидетельство о регистрации нужно признать недействительным. Это смешно. Во-первых, договор, заменяющий наш устав, мы Роскомнадзору отправляли — в 2006 году или позже, я уже не помню, теперь это невозможно проверить, все-таки 16 лет прошло. Во-вторых, если мы действовали незаконно, то РКН незаконно штрафовал нас все эти годы — за мат, за «иноагентов», за упоминание каких-то экстремистских организаций без сноски. А еще, получается, что президент Медведев в 2009 году давал интервью незаконно действующему СМИ. РКН, где вы были 16 лет, почему сразу нас не закрыли?
С конца марта до середины июля мы не выходили. 15 июля вышел первый номер «Новой рассказ-газеты». А спустя неделю РКН подал иски в суды и заблокировал сайт «Новой рассказ-газеты» — за «дискредитацию». Без объяснения, в чем она состоит.
Нас атаковали со всех сторон. Из мести за то, что мы возобновили работу.
К тем двум искам прибавился иск об аннулировании свидетельства о регистрации «Новой рассказ-газеты»: РКН не понравилось, что издание было зарегистрировано в 2009 году, а первый номер вышел в 2022-м. До этого, на протяжении 13 лет, РКН это не смущало.
Потом РКН не понравились три статьи — Александра Минкина, Андрея Колесникова и Кирилла Фокина, размещенные на уже заблокированном сайте «Новой рассказ-газеты». Три неких эксперта пришли к выводу, что совокупность этих текстов содержит признаки дискредитации действий власти.
Что это были за эксперты — загадка, в результатах экспертиз их фамилии указаны не были, никаких подписей там тоже не было, как и указания на то, на основании чьего запроса проводились экспертизы. Там была только полнейшая чушь про «наличие лингвистических и психологических признаков речевой дискредитации действий властных структур Российской Федерации, направленных на проведение спецоперации на Украине» — хотя про вооруженные силы ни в одном из текстов не говорилось. Но кого это волнует?
РКН направил свою кляузу в полицию — там ее один генерал перекидывал другому, другой отфутболивал третьему, в итоге кляуза очутилась в отделе охраны общественного порядка УВД по ЦАО. Там никакой проверки проводить не стали — не глядя выписали протокол об административном правонарушении. Я ходила на составление протокола в этот отдел общественного порядка. Он расположен в таком необычном старом здании на Волгоградском проспекте. Я не удержалась и спросила товарища, который нам протокол выписывал: «А что здесь вообще раньше находилось?» Он говорит: «Ну это же бывшая территория Микояновского мясокомбината. Скотобойня здесь была». Я так хохотала, просто не могла успокоиться: «Вот лучше для вас места не найти. Все сошлось».
К суду по дискредитации мы попросили эксперта, Юлию Александровну Сафонову, дать свое заключение по этим трем текстам. Сафонова — один из авторов разработки методики проведения психолого-лингвистических экспертиз по экстремизму, а еще она участвовала в обсуждении методики проведения экспертиз по дискредитации. В общем, это человек, который знает, как проводить эти экспертизы по дискредитации, потому что она сама же и писала инструкции для Минюста.
Сафонова, прочитав заключения анонимных экспертов, ругалась страшно: «На кой черт методичку делали? Почему они это всё написали?» Она разнесла роскомнадзоровских экспертов. Мы принесли ее заключение в суд и попросили назначить экспертизу в Российском федеральном центре судебной экспертизы при Минюсте — вряд ли этих людей можно назвать лояльными к «Новой газете». Судья отказал. Он что-то помялся, помялся: «Вот если бы это был гражданский процесс. А здесь — не могу, хотя я всегда назначал. Но сейчас — сроки ведь горят, не получится. Давайте я назначу штраф, а вы потом в апелляции попробуете обжаловать». В итоге он признал дискредитацию, нам назначили штраф 400 тысяч рублей.
Понятно, что наши доводы — это доводы людей, которые пытаются подходить к претензиям РКН с точки зрения закона. У РКН, у Генпрокуратуры такой цели нет. У них одна цель — закрыть газету.
Но мы все равно ходим на суды и оспариваем их доводы. Мы понимаем, что это бессмысленно. Но мы должны это оспорить. Иначе получится, что мы с этим бредом соглашаемся.
Ну ладно мы — а зачем на суды ходят они? Один роскомнадзоровец на суде говорит так, что я вообще ничего не слышу, мне хочется слуховой аппарат надеть. Он знает, что может прийти, овцой проблеять — и все равно решение будет вынесено, какое нужно.
Или, например, вот как было на суде по аннулированию свидетельства о регистрации бумажной «Новой» 5 сентября. Ярослав Кожеуров озвучивал нашу позицию, рассказывал, что у газеты вот такие права есть, вот такие обязанности. Представительница РКН в это время смеялась и фыркала в лицо: «У СМИ нет прав». Я готова принять такое поведение на суде от лидера какой-нибудь преступной группировки или какого-нибудь жулика (у нас и такие суды были) — но не от представителя госоргана.
Конечно, это очень тяжелая ситуация, когда ты идешь в суд, понимая, что ты можешь говорить там все что угодно, ты можешь хоть капоэйру станцевать — ничего не поможет. Как только ты сталкиваешься с тем, что в суде твоими оппонентами становятся государственные органы, суд превращается в голову профессора Доуэля, которая просто сидит и даже не делает вид, что ей это интересно. Истцы и судьи сидят, а на лицах у них: «Когда уже это все закончится, когда вам уже надоест вот это говорить?» Они вообще не понимают, зачем мы что-то говорим. Они считают, что это какие-то глупости. У них нет вопросов никаких, им ничего не нужно.
С другой стороны, не только мы с ветряными мельницами боремся. Вот они отозвали свидетельство о регистрации у сайта «Новой газеты». Но сайт не обязан быть СМИ — ему ничего не мешает работать. Заблокируют они его — мы на другом домене создадим еще одну «Новую газету». Вот они закрыли бумажную «Новую газету». Ничего не мешает нам подать на регистрацию новой «Новой» — с тем же названием. Понятное дело, что они нам будут ставить палки в колеса, скорее всего нам придется обжаловать незаконный отказ в регистрации. Но во всем этом я не вижу никакого трагизма. Если есть коллектив людей, он может называться как угодно. А значительная часть коллектива «Новой» остается тут. Так что будем бороться.